Содержание >>
Первое расследование >
4. Попытка покушения
Мой недолгий отпуск заканчивался и восьмого августа мы с моим пятнадцатилетним сыном Николкой собрались в Москву. Как я уже отмечал, добираться в Москву из Кашинского района общественным транспортом можно было двумя путями: днем – через Тверь на автобусе, и ночью – через Кашин на поезде «Рыбинск-Москва». На этот раз мы с сыном выбрали поезд. Последний автобус приходит на вокзал к восьми часам вечера, этим автобусом мы с сыном и приехали. До поезда еще три с половиной часа – есть время спокойно над всем подумать. Здание вокзала города Кашина было построено относительно недавно, и поэтому выглядит достаточно современным: его прозрачные стены открывают вид и на привокзальную площадь, и на перрон.
Со стороны площади у вокзала обычно стоит несколько легковых машин – промышляющие извозом местные жители по московским ценам готовы отвезти вас в любую точку района и области. Я вышел из здания вокзала в сторону площади – покурить. И вдруг увидел за рулем одной из машин знакомое лицо: недавно я пользовался услугами этого шофера и имел неосторожность рассказать ему свою историю. Он же мне запомнился своим рассказом о том, что после того как он освятил свою машину, она у него перестала заводиться – пришлось делать серьезный ремонт.
Он вышел из машины и подошел ко мне, спросил, как двигается уголовное дело. Я ответил. На его вопрос что я здесь делаю, я сказал, что жду ночного поезда. Да иного ответа быть и не могло, все и так было понятно: график движения автобусов на сегодня был исчерпан. Покурили – разошлись. Не понравился мне этот наш разговор, как и моя собственная болтливость при нашей первой встрече. Да и сам этот парень мне не понравился – в его облике было что-то жуликоватое. Про себя я окрестил его Нехристем.
Я вошел в здание вокзала, встал за колонну и решил за ним понаблюдать. Долго ждать не пришлось: Нехристь сел за руль своей машины, перегнулся к противоположной двери, открыл окно и что-то сказал водителю соседней машины. Тот слишком уж решительно завел машину, дал задний ход, выскочил из ряда и умчался в город.Что Нехристь ему сказал? И почему сам не уехал, а остался? Выходит – меня сторожить? Эта мысль ударила сразу, как молния. Есть на чем подумать: до отхода поезда три часа, а до Калязина двадцать пять километров - расклад не в мою пользу.
Я отошел от окна и сел рядом с сыном на лавку в центре зала ожидания.
Взять машину и уехать обратно в деревню? Или в Тверь? – смахивает на отступление. Да и какие у меня факты? Может, я все выдумываю? Кроме того, на вокзале исправно дежурит милиция – замечал это не раз. В общем, я решил не суетиться и сыну ничего не говорить.
На улице постепенно темнело. Прошло минут тридцать, и вдруг я вижу, что дежурный по вокзалу милиционер в застегнутом на все пуговицы кителе и в фуражке выходит из своей комнаты дежурного, закрывает ее на ключ и прямиком
направляется через зал ожидания к выходу на привокзальную площадь и дальше в город. Как говорится – неожиданный поворот темы. Мои подозрения начинают укрепляться, я все равно пока ничего не говорю о них сыну, но начинаю внимательно изучать каждого, кто приходит в здание вокзала. Классифицировать пассажиров довольно просто: семейные с вещами, рыбаки-туристы, и стайки говорливой молодежи с пивком, направляющейся в соседние городки – Рыбинск, Калязин или Савелово. Но у всех пассажиров было что-то совершенно четко улавливаемое общее: войдя в здание вокзала они внутренне расслаблялись, с интересом оглядывались, искали знакомых, бегло знакомились с объявлениями.
Те, кого я «ждал», вошли около половины одиннадцатого, когда уже совсем стемнело, - два молодых человека. Один, совсем молодой, габаритами с хороший шкаф. Он просто излучал чистое ничем не замутненное физическое здоровье – такое редко увидишь. Вот от кого брать гены для улучшения здоровья нации. Ни один неразрешимый вопрос не оставил своего следа на почти детском лице Шкафа, а душа его явно не была еще отягощена совершенными преступлениями. Второй – среднего роста, рядом с первым физически казался не очень, но парень был достаточно крепкий и значительно старше первого. И ножичком или шилом он, наверное, поиграл достаточно – по его лицу и повадкам это было заметно (нареку его Шилом). Одним словом, как теперь говорят, – бойцы. Осмотрели зал ожидания, вышли зачем-то на перрон – наверное, обсудить увиденное, вернулись и присели на подоконник в уголочке у выхода на перрон.
Здоровье и сила-то у них, конечно, есть, но вот со смекалкой - явный дефицит. Если Шкафу это простительно, то Шило должен был подумать о маскировке - прицепились бы к каким девчонкам, что ли. Да, видать, времени на подготовку у них было мало. Соображаю: никаких вещей у них нет, трезвые, между собой не разговаривают, посматривают вокруг якобы отсутствующими взглядами, на расписание движения поездов (нет ли каких-нибудь изменений?) ни разу не взглянули - понимаю, что пришли по мою душу. Перехватить меня они могут в любой момент, как только я выйду из здания вокзала: или покурить, или в туалет (он – в небольшом отдельном здании в дальнем конце перрона), или при посадке на поезд, или в поезде.
Скверно!
Излагаю ситуацию сыну, он меня успокаивает – говорит, что я все выдумываю. Сыну-то простительно: ему всего пятнадцать. А вот мне положено было не доводить до самого края. Глупо! Я - к висящему в зале (на столбе в двух метрах от этой парочки) телефону - тот, конечно, неисправен. Начинает бить противный озноб. Очень точно говорила в одном эпизоде героиня фильма «Начало»: «Я не дрожу – меня трясет» - совершенно неуправляемая реакция организма. Поднялся с лавки, пошел по кругу по залу ожидания, около этих двоих остановился, несколько секунд в упор их разглядывал. Они молча смотрели на меня – не ожидали. Любой другой на их месте спросил бы меня о чем-нибудь: чего, мол, уставился, папаша, – или надо чего? Я бы, например, обязательно спросил бы о чем-нибудь подобного назойливого зеваку (люблю разговаривать с незнакомцами), если бы, конечно, в мои планы не входило его укокошить.
Затем я подошел к закрытому окошку железнодорожной кассы, тоже в двух метрах от этой парочки, постучал, кассирша откинула дверцу. Я, как мог, изложил ей ситуацию, и сказал, что мне нужно срочно позвонить начальнику отдела по борьбе с организованной преступностью Арсеньеву или просто вызвать милицию. Кассирша ответила, что в помещение кассы меня пустить не может, но если уж мне так нужно позвонить, то может проводить меня в кабинет начальника станции на втором
этаже. Она вышла из кассы, заперла ее, и мы прошли мимо этих двоих на второй этаж. Они, конечно, за всем наблюдали. Был уже двенадцатый час ночи, когда я звонил домой Арсеньеву Владимиру Алексеевичу. Он оказался дома. Все быстро понял, обещал выслать наряд милиции. Мы вернулись на первый этаж, и я сел на лавку рядом с сыном в центре зала. Время шло. Обещанный «наряд милиции», однако, не торопился. Минут через двадцать спокойненько вернулся дежурный милиционер, а эти двое как-то незаметно из зала ожидания пропали. Я хотел-то всего, чтобы милиционер проверил у этих двоих документы – этого было бы достаточно. Но они, эти двое, очевидно этого не захотели. Возможно, потому, что опытный милиционер мог не только проверить документы, но и пощупать, что у них в карманах.
Еще минут через десять приехал на машине наряд милиции. Я, увидев сквозь стеклянные стены вокзала милицейский "Газик", вышел из зала ожидания к ним навстречу на высокое вокзальное крыльцо и все им объяснил. И тут к нам подлетел тот самый шофер - Нехристь, который и дал знать кому следует о такой удобной ситуации: «Что, что произошло?». Ничего, слава Богу, не произошло. А милиционерам я показал на него пальцем: «Именно он, - говорю, - и вызвал калязинских». Тот стал отнекиваться и сразу удалился. Старший наряда подошел к делу серьезно: поручил дежурному по вокзалу милиционеру обеспечить нам с сыном места в купейном вагоне рядом с купе, в котором едут сопровождающие поезд милиционеры, передать нас им с рук на руки и попросить приглядывать.
Так все и произошло. До Москвы доехали благополучно. Вот только мне до сих пор не дает покоя один вопрос - кем был отозван с вокзала города Кашина дежурный милиционер в девять часов вечера восьмого августа 1996 года? И почему после моего ночного звонка домой начальнику отдела по борьбе с организованной преступностью Арсеньеву на вокзал не примчался немедленно наряд милиции? Ведь наверняка Арсеньев сразу же позвонил дежурному по городу и попросил выслать наряд. Логика подсказывает, что этот-то самый дежурный по городу (оперативный псевдоним "Шкура") как раз и отозвал дежурного по вокзалу. И если бы он поспешил исполнить распоряжение Арсеньева, то мог не выполнить условия договора с калязинской братвой. И, кроме того, этот отозванный вокзальный милиционер мог заподозрить что-нибудь неладное: «Зачем вызывали-то?». Поэтому-то этот дежурный по городу и отпустил дежурного по вокзалу «естественным образом», как бы по миновении надобности – то есть не сразу. И именно поэтому-то Шкура выслал на вокзал наряд милиции уже после того, как дежурный по вокзалу милиционер не торопясь (а куда спешить? – до поезда «Рыбинск-Москва» еще долго) дошел до вокзала, и уже после того, как он уже точно знал, что калязинские бойцы с вокзала смылись.
ВОПРОС 10: Планировалось ли на меня покушение 8 августа 1996 года, или это мне только показалось, как утверждал мой пятнадцатилетний сын? ГОЛОСОВАТЬ
ВОПРОС 11: Достаточно ли оснований утверждать, что в организации покушения принимал участие дежурный в тот день по городу офицер милиции г. Кашина? ГОЛОСОВАТЬ
ВОПРОС 12: В какую сумму может быть оценена преступным сообществом такая услуга Шкуры - дежурного РОВД по городу? ГОЛОСОВАТЬ
Через несколько дней я составил заявление на имя прокурора Калязинского района с изложением этой ситуации и с просьбой принять предусмотренные законом меры относительно подследственного Малькова И.В., но адвокат Гоцев М.В. отговорил меня от подачи этого заявления: «На вас же нападения не было? Чем вы докажете?».
Вперед