Содержание >> Первое расследование >

5. Поездка в Тверь к судмедэксперту Тарасовой О.И.

В Москве в июле-августе 1996 г. я несколько раз виделся с моим адвокатом Гоцевым М.В. Он, как будто между прочим, начал рассказывать мне разные истории о том, что бывали случаи, когда наступал летальный исход от случайных несильных ударов в голову. При этом обвинение в убийстве не предъявлялось. Гоцев также спросил меня о мой куртке, которую я забрал из ГАИ – что я с ней сделал, и успел ли я ее выстирать. Я ответил, что я ее не стирал, после чего он сказал, что ее нужно будет отдать следователю Бородкину для проведения анализа пятен крови на принадлежность.
В начале августа 1996 года мне позвонил на работу следователь Бородкин и сообщил, что он разговаривал с заведующим отделением гистологии Тверского бюро судебной медицины Тарасовой О.И., и что та сказала ему, что у Натальи обнаружено «врожденное заболевание сосудов головного мозга», и что смерть наступила «в результате разрыва патологически измененного сосуда мозга». Я передал этот разговор Гоцеву. Тот мне ответил, что он тоже разговаривал со следователем, и что Бородкин ему сказал, что следствие может затормозиться из-за того, что Тверские судмедэксперты не могут написать следователю официальное заключение из-за отсутствия финансирования Тверского бюро судебной медицины – у них якобы нет даже бумаги.
В это же самое время (это был конец августа 1996 года) Гоцев собрался ехать в Коломенский педагогический институт (который Мальков закончил по специальности «Физическое воспитание») для того, чтобы получить сведения о том, какие дисциплины и с каким успехом он там осваивал. Меня удивило то, что этим решил заниматься Гоцев самолично – это, по моим представлениям, было дело следователя. Поэтому я решительно попросил Гоцева без меня в Коломну не ездить. Однако именно в эти дни Гоцев дал мне номер телефона и попросил меня съездить в Тверь к заведующей отделением гистологии Тарасовой Октябрине Ивановне и как-то решить вопрос с канцтоварами, а сам тем временем поехал в Коломну без меня.
Смешная ситуация: я понимаю, что «отсутствие финансирования» - реальная вещь (в те времена это было на каждом шагу, и могло происходить с любой бюджетной организацией), но я также понимаю, что эта причина явно надумана: пару-тройку страниц для оформления медицинского заключения всегда можно найти; и я также понимаю, что Гоцеву и этой самой Тарасовой Октябрине Ивановне зачем-то нужно, чтобы я поехал в Тверь. Я позвонил Октябрине Ивановне, договорились о встрече. Долгий путь от вокзала на трамвае в район Мигалово, потом минут десять пешком до улицы имени маршала Конева, дом 71, и вот - двухэтажное панельное здание морга первой областной больницы, в окружении высоких сосен, второй этаж, запах формалина, пожилая осторожная женщина в белом халате. Пригласила в кабинет. Мое предложение обеспечить их канцтоварами (в разумных пределах), она восприняла как какое-то недоразумение. И начала мне рассказывать о сути якобы обнаруженного у Натальи «заболевания», спрашивала, не было ли жалоб на здоровье у моей жены (хотя с амбулаторными картами жены она была знакома и знала, что жалоб никаких не было): «Может быть, она сильно уставала? Курила ли она?». «В общем, у Вашей жены обнаружили патологию сосудов головного мозга, но окончательное заключение о причинах смерти мы не даем. Это все во власти судмедэксперта Емельянова». Я понимал, что сидящая передо мной черепаха Тартилла без панциря мне лжет, но что я мог поделать? В ответ я спросил ее, сколько времени у них хранятся материалы (имея в виду «кусочки органов и тканей»). «Хранятся столько, сколько нужно», - был ответ. – «Бывает и два, и три года храним».
Я что-то еще говорил, задавал вопросы. Но я понимал их никчемность и бесполезность, меня не покидало ощущение какой-то надуманности и незаконности этого моего визита и всего разговора с заведующей отделением гистологии Тверского бюро судебно-медицинской экспертизы Тарасовой Октябриной Ивановной.
Только несколько лет спустя в «Федеральном законе о Государственной судебно-экспертной деятельности» в статье 16 «Обязанности эксперта» я прочитаю следующее: «Эксперт не вправе: … Вступать в личные контакты с участниками процесса, если это ставит под сомнение его незаинтересованность в исходе дела».
В материалах уголовного дела имя заведующей бюро СМЭ Тверской области Тарасовой О.И. фигурирует один раз - в справке следователя Бородкина О.В. о разговоре с ней. Поэтому я задам читателю очередной вопрос.

ВОПРОС 13: Можно ли истолковать этот «личный контакт» между судмедэкспертом и потерпевшим как «ставящий под сомнение незаинтересованность эксперта в исходе дела», если учесть, что инициатором этого контакта, безусловно, был сам эксперт, поскольку я именно с ним (с ней) договаривался о встрече? ГОЛОСОВАТЬ

ВОПРОС 14: В какую сумму может быть оценена преступным сообществом такая услуга заведующего отделением гистологии бюро СМЭ – незаконная профилактическая беседа с потерпевшим, сопровождаемая "развешиванием лапши" на ушах последнего? ГОЛОСОВАТЬ

Вперед