Содержание >> Первое слушание >

4. Слушание дела 13-26 мая 1997 г. Допросы свидетелей

В суд стали вызывать свидетелей.

1. Выяснилось, что в журнале дорожно-транспортных происшествий, который ведется в ГАИ Калязинского РОВД, этого ДТП (29 июня 1996 года) не зафиксировано. Расчет простой – ДТП не было, значит, не было и ничего того, что за ним последовало.
Правда, у меня есть на эту тему еще одно предположение: машина Малькова, возможно, была из краденых. Почему? Во-первых, сразу же после этого происшествия Мальков свою только что купленную машину ВАЗ-21099 продал, и, во-вторых, в своих показаниях Мальков сначала сказал, что они купили ее (л.д. 163-164, т.1) за пять миллионов рублей (то есть меньше тысячи долларов), а подследственный Виноградов, который ездил вместе с Мальковым покупать эту машину в г. Орехово-Зуево, показал, (л.д. 157-159, т.1) что Мальков заплатил за машину сорок миллионов (более шести тысяч долларов).

2. Вызвали двух милиционеров – инспекторов ГАИ Иванова Андрея Николаевича и Кузнецова Виктора Ивановича; тех самых, которые первые приехали на место происшествия – опоздай они на несколько минут, и все могло бы завершиться иначе.
Свои показания, данные на предварительном следствии, о том, что Мальков и Виноградов избивали меня «руками и ногами» в их присутствии, не подчинялись их окрикам, они полностью подтвердили в суде. Это при том, что накануне слушания заместитель начальника РОВД по следствию написал в местной газете, что все, что они показывают в суде, является «художественным вымыслом» О. Богуславской. Не исключено, что эта статья была своеобразным способом давления на этих милиционеров.
Нам очень любят говорить о почти поголовной коррупции в милиции; но ты, читатель, на примере этого уголовного дела можешь сравнить на конкретных фактах степень коррупции в милиции с коррупцией в прокуратуре, в суде, в адвокатуре, в среде судебно-медицинских экспертов, и с продажностью средств массовой информации. Мой опыт говорит о том, что наша милиция – самая здоровая составляющая всей нашей правоохранительной системы.
Доказательства, как говорится, будут предъявлены.
В этом уголовном деле уже есть четыре милиционера, для которых понятия "честь" и «долг» - не пустой звук (учитывая того неизвестного милиционера у здания РОВД Калязинского района, предупредившего меня об опасности судьи Лебедева Людвига Михайловича, и учитывая Арсеньева В.А. из города Кашина).
Будут и еще. И вы их узнаете.

3. Пригласили судебно-медицинского эксперта центральной районной больницы г. Кашина Емельянова Владимира Гавриловича, того самого, который так дрожал во время разговора с Фроловой Еленой Федоровной. Высокий стройный мужчина примерно сорока лет с небольшим. Развязнее чем он, никто себя в зале суда не вел. Да это и не мудрено: Емельянов лучше всех знал, отчего умерла Наталья, знал он и цену этому суду. На вопрос суда о причинах смерти моей жены Емельянов пренебрежительным тоном отвечал следующее: «Удар ни при чем абсолютно! Разрыв аневризмы случайно совпал с ударом Малькова. Гурская умерла от испуга» (цитирую по памяти).
Ах как много замечательных увесистых слов в русском языке! Но не было выхода этим словам. Зато за эти годы я переплавил эту тяжелую руду в чистые доказательства.
Если бы это слушание происходило сегодня, я бы задал Емельянову несколько вопросов, и от этой хамской самоуверенной вальяжности судмедэксперта Емельянова не осталось бы и следа: достаточно было внимательно изучить дело, почитать законы и ведомственные инструкции. Но на это нужны были время и терпение.
Здесь я только скажу, что никакой "аневризмы сосуда основания мозга" у моей жены не было. И это будет доказано. Но не сразу. Терпение, и еще раз терпение.
Время работает на потерпевших.
Все это должны были сделать мои адвокаты - в данном случае бывший следователь Генеральной прокуратуры России адвокат Волков Владимир Михайлович. Как все-таки нужен не то чтобы хороший, а просто нормальный адвокат потерпевшему!
Мой адвокат Волков В.М. задал Емельянову свой вопрос: "Могла ли Гурская с травмой головы в теменной области размерами 8х8 сантиметров совершать активные действия, оказывать сопротивление здоровым молодым преступникам?".
Ответ Емельянова: "С этой травмой головы человек может совершать любые действия. У Гурской Н.А. было кровоизлияние в мягкие ткани головы. Это на поверхности головы. Это не влечет никаких последствий" (л.д. 237, т.2).
Внимательный читатель наверняка уловил некоторые несовпадения: я говорил о том, что при ознакомлении с уголовным делом 08 января 1997 года я видел в уголовном деле протокол наружного осмотра тела моей жены с указанием телесного повреждения «в лобной области слева» "размерами 8х8 см. толщиной 2мм"; мой адвокат Волков В.М. - о телесном повреждении такого же размера, но в теменной области. Дело в том, что, когда мой первый "адвокат" Гоцев М.В. вместе со следователем прокуратуры Калязинского района Бородкиным О.В. решили уничтожить протокол наружного осмотра (а что же еще им оставалось делать?), они попросили этого судмедэксперта Емельянова В.Г. «разместить» такое же телесное повреждение в акте наружного исследования трупа моей жены где-нибудь еще у нее на голове (чтобы мне показалось, что я ошибся), что Емельянов В.Г. и сделал (а куда ж ему было деваться?) - он и разместил "в теменной области головы".
Именно об этом мнимом телесном повреждении и шел разговор между адвокатом Волковым и судмедэкспертом Емельяновым.

4. Вот и аукнулось то, что следователь РОВД майор юстиции Давыдов Виталий Михайлович подложил преступника Виноградова в соседнюю с нашими с Галиной Петровной палату, в результате чего (я имею в виду визиты к нему калязинской братвы) мы с Галиной Петровной были вынуждены из больницы бежать.
Адвокаты обвиняемых заявили, что, поскольку в ЦРБ города Калязина переломы ребер у меня не были зафиксированы, значит у меня этих переломов и не было, а получил я их где-то еще, уже после "самовольного" ухода из больницы. Тем более, что с момента моего ухода из больницы двадцать девятого июня до момента определения рентгенологом переломов ребер четвертого июля прошло пять дней, а эти пять дней я «вел активный образ жизни».
Пригласили судебно-медицинского эксперта Кашинской ЦРБ Парфенова Альберта Григорьевича. Внешне эксперт Парфенов представлял собой классический образ грибника: дать ему в одну руку лукошко, в другую палку, а на голову шляпу, и – готово. Однако повел он себя самостоятельно: сказал, что при травмах грудной клетки человеку легче сидеть, стоять или ходить, но только не лежать. Поэтому находиться в стационаре больному с переломами ребер необязательно. Суть лечения – анальгетики и покой (стоять, ходить, сидеть, но не лежать).
Тогда адвокаты подсудимых подъехали с другой стороны: мог ли случиться сначала перелом ребер «во время драки», а потом уже, после «драки» и после того как Гурский Н.М. покинул стены больницы, - повреждение легкого сломанными ребрами? На что эксперт Парфенов ответил, что, разумеется, возможность этого не исключена, как и возможность того, что это могло случиться и в стенах больницы просто от кашля больного.
Пригласили хирурга Григорьева, который был дежурным в Калязинской больнице в ту ночь и зашивал наши с Галиной Петровной раны. Усталый тяжелый мужчина за пятьдесят.
Вопрос адвоката Волкова: - Почему не был сделан рентген Гурскому Н.М.
Ответ: - Рентген не работал.
Вопрос адвоката Волкова: - Какой метод точнее при определении переломов - пальпация или рентген.
Ответ: - Основной метод – голова и руки хирурга. Все остальное – лаборатория, рентген, компьютер – это дополнительные методы обследования.
Видя такую изворотливость хирурга, задаю вопрос я: - Может ли быть так, что хирург не обнаружил перелома, а рентген обнаружил?
Последовал невразумительный ответ, в конце которого хирург Григорьев заявил очень четко и громко: - Но бывает и наоборот – рентген не обнаружил, а хирург обнаружил!

5. Не припомню - для выяснения каких обстоятельств пригласили водителя «Скорой помощи» Пахомова С. А. - пожилого крепкого, уверенного в своей жизненной позиции спокойного дяденьку. Он рассказал о своих действиях на месте происшествия: сказал, что он, подъезжая со стороны Калязина, объехал место происшествия (то есть проехал за него) и там развернулся. Я не мог не задать ему вопрос, с какой стороны он объехал машину Малькова - мне очень важно было доказать, что составленная следователем Давыдовым схема ДТП - фальсификация. Ответ был следующий: «Я объехал машину слева". Далее я спросил: "Почему - слева?". Ответ: "Места было больше, так удобнее". Каждый может увидеть, что на схеме (ссылка ???), составленной следователем Давыдовым В.М., с левой стороны от машины Малькова места для проезда машины – наоборот - было гораздо меньше: слева – 2,6 метра, справа – 3,3 метра. Значительно позже в протоколе суда я найду соответствующую запись: "На вопрос Гурского Пахомов пояснил: "Я объехал машину (Малькова) с левой стороны по ходу движения. Машина стояла посредине дороги под углом. Я объехал машину слева по правилам" (л.д.267, т.2). Чувствуешь разницу, уважаемый читатель? Вместо ответа "Слева было больше места", в протоколе написано "Я объехал ...слева по правилам". Но даже запись слов водителя в таком виде говорит о том, что машина Малькова стояла на моей полосе движения. Слова «объехал по правилам» означают, что машина Малькова стояла не на своей (встречной) полосе движения, а целиком на моей.

6. Адвокат Волков и я заявили ходатайства о приглашении на слушание следователя Бородкина (для выяснения истории с моей курткой и протоколом осмотра тела). Решение суда – «Ходатайство отклонить».
Заявили ходатайство о приглашении судебно-медицинского эксперта из Москвы. Решение суда – «Ходатайство отклонить».
Заявили ходатайство выслушать в суде фельдшера Людмилу Захарову и приобщить к уголовному делу мою медицинскую карточку с записью о вызове ее в нашу деревню ко мне поздно вечером 29.06.1997 г. по поводу высокой температуры. Это дало бы ответ на вопрос о моменте повреждения легкого. Решение суда – «В ходатайстве отказать». Какой там стал счет в пользу судьи Лебедева Л.М. и в пользу обвиняемого по делу - убийцы Малькова? 20:0 или 30:0? Ну да это уже и не важно: полный разгром!

7. Суд пригласил «свидетеля» Виноградова И.В. – молодого безликого человека невысокого роста. Фактически это был лжесвидетель. Он рассказал, что он проезжал мимо места происшествия, останавливался, все видел: видел, как обвиняемый Виноградов Э.В. ругался с потерпевшими, а Мальков при этом не вмешивался; затем он (лжесвидетель Виноградов) зачем-то увозил с места происшествия одну из спутниц обвиняемых, а потом привез ее назад. Всё. Суть показаний этого "свидетеля" очевидно, в том, что «он видел, как Наталья сильно скандалила, и что Мальков ни во что не вмешивался». Но главной задачей этого лжесвидетеля было показать, что он увозил с места происшествия свидетеля Опалинскую О.Л. и что поэтому она не могла видеть момента убийства. То есть этот лжесвидетель обеспечивал уклонение от показаний реальному свидетелю – Опалинской О.Л.
И тут, наконец, проявил себя мой адвокат Волков Владимир Михайлович. Он стал задавать вопросы «свидетелю» Виноградову: как он отличал одних от других, кто во что был одет, и тому подобные вопросы, на которые тот отвечал только: «не помню, не знаю, не обратил внимания». Виноградов сказал, что моя жена была в ветровке (это было отмечено в показаниях милиционеров), а на тот факт, что она была в шортах, «он внимания не обратил». Ну и самое последнее: на вопрос Волкова о росте Натальи «свидетель» Виноградов сказал, что ростом она была ниже, чем он. Это при том, что сам он был ростом не выше чем 165 см., а рост Натальи был 172 см, да к ним еще и туфельки с каблучками. Адвокат Волков, конечно, указал на этот факт. Браво, адвокат Волков! Наверное, он был хорошим следователем - профессиональная работа налицо. Абсолютно всем в зале суда стало ясно, что их лжесвидетель Виноградов И.В. попался. А в моих глазах все это представление – с прокурором, обвиняемыми и судьей – стало еще больше походить на балаган и на насмешку над нами, потерпевшими: неужели в обязанности следователя не входит выявление лжесвидетелей на стадии предварительного следствия? Ведь задать надо всего два-три вопроса – и все станет ясно! Тем более что протокол допроса этого «свидетеля» датирован тридцатым июля, то есть ровно через месяц после происшедших на дороге событий.

8. В перерывах между заседаниями я и Галина Петровна с удовольствием общались с адвокатом Малькова – тверским адвокатом Окунем Марком Исаковичем. Не могу вспоминать этого человека без определенной доли уважения: ему, как он сам успел нам рассказать, было семьдесят четыре года, но стариком его никак нельзя было назвать: ясный мозг, богатырский голос, прекрасная логика во всех рассуждениях, хороший рост, вот только традиционная еврейская сутулость выше нормы – возраст таки сказывался. Когда вспоминаю об адвокате Окуне, на ум приходит стишок Игоря Губермана:
За всё на евреев найдется судья:
за живость, за ум, за сутулость,
за то, что еврейка стреляла в вождя,
за то, что она промахнулась.

9. Не помню, в каком контексте на слушании в суде я высказал свое мнение о следователе прокуратуры Бородкине О.В. В своем выступлении с места я с обличением в голосе (и куда делось мое заикание!) сказал, что Бородкин не только не выполнил анализа на принадлежность пятен крови на моей джинсовой куртке (а определить кровь жены было бы очень легко – у нее была редкая группа крови – с отрицательным резус-фактором), он к тому же уничтожил мою куртку - важное вещественное доказательство; хотя, вполне вероятно, что этот анализ он выполнил – потому и уничтожил!; что следователь Бородкин также уничтожил протокол наружного осмотра тела моей жены, в котором были указаны истинные размеры телесного повреждения на левом виске моей жены, как восемь на восемь сантиметров, толщиной два миллиметра; и, кроме того, они вдвоем с моим адвокатом Гоцевым обманным путем вынудили меня подписать протокол объявления об окончании следствия.
Я так разошелся, что в конце концов провозгласил на весь зал (ну прямо как Анатолий Папанов в фильме "Берегись автомобиля"): «Место следователя прокуратуры Бородкина Олега Владимировича вот здесь, на этой скамье - рядом с подсудимыми».
В общем, выступление оказалось покруче прокурорского. Прокурор Шалаев этого не стерпел и взорвался. Он обвинил меня в неуважении к закону, к суду и угрожал вообще вывести из зала.
Вот это было бы славно! Они бы там между собой все порешили и спокойно разошлись.
В перерыве прокурор Шалаев сказал мне буквально следующее: «За эту справку со следователя Бородкина следовало бы снять одну звездочку». За какую справку - я не понял, уточнять не стал, не придал особого значения этим словам прокурора Шалаева Ю.А., а потом о них и вовсе забыл. До поры.
Я был немного разгорячен этой небольшой перепалкой с прокурором Шалаевым, и поэтому (до кучи) в перерыве рассказал адвокату Волкову историю с моей машиной – как следователь Бородкин за триста долларов взял у меня послеаварийную машину, сказав мне, что Калязинские эксперты признали ее неремонтопригодной. Оказалось – снова надул: в заключении эксперта из г. Калязина слова о неремонтопригодности отсутствовали, а цена новой машины в то время была около трех тысяч долларов США. После перерыва адвокат Волков В.М. взял и озвучил эту историю в зале суда.
С минуту в зале стояла гробовая, как говорится, тишина – изумленные действующие лица сомневались.
Наверное, в залах суда такое случается нечасто: следователи, судмедэксперты, прокурор, судья, заседатели, лжесвидетели, адвокат потерпевшего (пока я имею в виду только моего первого адвоката Гоцева М.В.) дружно заваливали помоями рвущийся к свету росточек правды, утрамбовывали каблуками, и, когда им казалось, что вот уже все - утрамбовали окончательно, вдруг правда взорвалась, но не в этом месте, а рядом. И обдала их с ног до головы их же собственной грязью, и все они молча стояли, словно в дерьме.
Они, конечно, хотели устроить балаган, они его и устроили, но не до такой же степени! Не для того же, чтобы смеялись над ними!
Прокурор Шалаев попросил объявить перерыв на обед и убежал. В коридоре ко мне подошел адвокат Марк Исакович Окунь и, добродушно улыбаясь, сказал: «Николай Михайлович! А ведь такой царский подарок следователю можно расценивать как взятку». Я оценил юмор Марка Исаковича и засмеялся. Как там говаривал один древний полководец: "Люди смеются, когда им уже нечего терять"?

10. В перерывах между слушаниями в суде я много ходил и ездил по Калязину, разговаривал с людьми. Узнал много интересного. И все благодаря газетной статье А.Скобелева. О ней еще сильно пожалеют все действующие лица; но, видимо, ничего не поделаешь - такова логика развития любого сюжета. Дело в том, что это статья подогрела интерес людей к этому уголовному делу, и где бы я ни заговорил о судье, прокуроре, Малькове или Скобелеве - у магазина, или в очереди, или просто на улице, люди сразу, как теперь говорят, "врубались в тему". Они-то и рассказали мне "нехорошую историю", связанную с семьей председателя Калязинского районного суда Лебедева Людвига Михайловича: якобы в недалеком прошлом имело место связанное с этой фамилией жуткое уголовное преступление, которое, как читатель, наверное, уже догадывается, осталось безнаказанным. В чем состояло это преступление, я рассказать на этих страницах не могу, потому что это было бы пересказом чужих слов. Я же здесь рассказываю только о том, что было со мной и чему я был свидетелем. Вот если бы нашлась потерпевшая по этому уголовному делу, тогда – другое дело.

11. Запомнилось, как в одном из своих выступлений адвокат Волкова В.М. мимоходом сказал, что там, на ночной дороге, во время происшествия, моя жена фактически спасла мне жизнь. Меня поразило, как после этих слов моего адвоката немедленно вскинулись со своих мест оба адвоката обвиняемых - и Елпанов и Окунь - и в один голос выкрикнули: "Потерпевший Гурский такого не говорил! Нет таких показаний в уголовном деле!". Не обратил внимания на этот маленький фактик мой адвокат Волков В.М. А зря. Или сделал вид, что не обратил. Адвокат Волков В.М., как бывший следователь Генеральной прокуратуры РФ, обязан был знать (и, разумеется, знал), что убийство любого человека, пресекавшего преступление, ("Убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга") приравнивается к убийству "двух или более лиц" и "наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы". Я, конечно, не был знаком тогда ни с уголовным, ни с уголовно-процессуальным кодексом, не знал и этой статьи УК РСФСР, но мне очень хорошо запомнилась реакция адвокатов Окуня и Елпанова. Такое поведение адвокатов обвиняемых требовало объяснения, и я его впоследствии нашел.

12. Двадцать шестое мая, последний - тринадцатый - день слушаний: речь прокурора, речи адвокатов. Послушать «обвинительную» речь прокурора Шалаева Ю.А. - так никакого убийства не было; за причинение мне тяжких телесных повреждений (статья 108, ч.1 УК РСФСР - до восьми лет лишения свободы), нарушение правил дорожного движения в нетрезвом виде с причинением телесных повреждений средней тяжести (ст. 211, ч.1 УК РСФСР - до трех лет лишения свободы), хулиганство и прочие дела прокурор запросил Малькову четыре года, Виноградову, за хулиганство, – три.
Детали речи моего адвоката Волкова В.Н. особо не запомнились, основная просьба – направить дело на дополнительное расследование в прокуратуру Тверской области, основные аргументы: «даже в боксе запрещены удары по голове открытой перчаткой», и «даже купец Калашников был казнен за то, что нарушил кодекс чести – убил своего противника ударом кулака в левый висок». Не помню, может в речи было и еще что-то, но запомнилось именно это. Признаюсь – я не очень гордился этим выступлением моего адвоката. Скажу конкретнее - во время речи адвоката Волкова мне было стыдно: спеть песню про купца Калашникова было бы можно, я не против, но только после неопровержимых доказательств. А их мой адвокат Волков В.Н. не представил. А доказательств в уголовном деле было столько - пруд пруди. В общем, одним словом – халтура.
Затем выступил Елпанов Виктор Иванович – адвокат Виноградова. Его выступление речью вряд ли можно назвать: оно было очень скромным и совсем не запомнилось. Основное утверждение - никакого хулиганства на месте происшествия не было, общественный порядок нарушен не был. Просьба адвоката: «Подсудимого Виноградова оправдать!».
Речь адвоката Окуня я ждал с интересом, и интерес мой оправдался: Марк Исакович говорил очень долго, но, благодаря его искусству, этого не было заметно. И, конечно, аргументированно, громко и ясно. Просьба адвоката Окуня прозвучала в зале суда как трубный глас с небес - «…подсудимого Малькова О-ПРАВ-ДАТЬ!».
Мне кажется, что если бы это был суд присяжных, и если бы подсудимые сидели в находящейся рядом с ними клетке цвета небесной голубизны, то после такой речи адвоката Окуня все присяжные решительно бросились бы наперебой отмыкать запоры и распахивать двери из зала суда: «Свободу узникам совести!».
Объявили перерыв. Мы с Галиной Петровной поздравили Марка Исаковича с прекрасным выступлением. «Это еще что!», - ответил он, не без удовольствия принимая наши похвалы. «Когда я был помоложе, от моего голоса в залах стекла дрожали!».
Основное время в перерывах я, конечно, общался со своим адвокатом Волковым. А он, в свою очередь, нашел общую тему для разговоров с адвокатом подсудимого Виноградова Елпановым Виктором Ивановичем – они вроде бы оказались земляками (из Екатеринбурга), или учились в этом городе одном институте – не помню точно. Но совершенно определенно помню, что общались они неоднократно, и что инициатива в общении между ними всегда исходила от моего адвоката Волкова В.Н. – он постоянно стремился к Елпанову, словно тот был его старинный закадычный друг.
К чему бы это?

Суд удаляется на совещание.

Вперед