Содержание >> Применение акта амнистии к убийце >

2. Визит в бюро СМЭ г. Москвы. Разговор с Пановым И.Е.

9 декабря 1997 года мы с адвокатом Муратовым А.И. встретились в Московском бюро судебно-медицинской экспертизы.
Нас принял очень доброжелательный мягкий человек примерно пятидесятилетнего возраста.
На протяжении всех этих лет я не вел дневник, не записывал впечатления от своих встреч с разными людьми – было не до этого, но после нашего разговора с Пановым И.Е. я пришел домой и написал небольшое резюме – чтобы не забыть.
Резюме по разговору с Пановым И.Е.
Вопрос: почему в акте осмотра трупа размеры телесного повреждения на левом виске указаны в размерах (3х3), а в справке следователя размеры указаны другие – 8х8 см.? Как это можно объяснить? (Ответа не последовало – замял).
Есть свидетели, таким же образом определяющие размеры этого телесного повреждения.
Ответ: свидетели видели уже через день-два, а это уже были трупные пятна, натекание крови.
Вопрос: Но судмедэксперт давал информацию следователю по свежему замеру, значит именно эти размеры следует считать действительными.
Ответ: П.И.Е. достал линейку, желая показать, что повреждения такого размера (8 на 8 сантиметров) от кулака быть не может, но после, измерив свой кулак, понял, что может, и сказал: Но не от всего же кулака остается след на теле, а от места наибольшего соприкосновения.
Я не стал объяснять эксперту, что на голове человека есть только два плоских места – это виски, и только на висках может быть оставлен след от всего кулака, тем более, что кость в этом месте самая тонкая (около двух милиметров) и легко ломается, то есть крепкий кулак при сильном профессиональном ударе просто проваливается в голову.
Вопрос: Разрыв аневризмы может вызвать наружные кровотечения?
Ответ: Нет, не может.
Вопрос: Но как тогда относиться к тому, что не были сделаны анализы крови жены на вещественном доказательстве – моей куртке, и, кроме того, эта куртка была уничтожена следователем прокуратуры? И как относиться к тому, что одежда потерпевшей была уничтожена судебно-медицинским экспертом?
Панов И.Е. прочитал в акте №148 «Наружное исследование» слова: «Хрящи и кости носа на ощупь целы. Наружные отверстия носа и слуховых ходов свободные, чистые». И, сопоставив эти слова с показаниями сержанта ГАИ ДПС Кузнецова В.И. «Я видел кровь у той женщины на ветровке на правой стороне», сказал:
- Это противоречие! А то, что из дела исчезли важные вещественные доказательства – это бывает сплошь и рядом.
( Ответ, достойный руководителя пункта приема стеклотары в разговоре о нечаянно разбитой стеклянной емкости объемом 0,25 л. Но у нас-то шел разговор не о пустой бутылке - об убийстве).
Вопрос: Как можно оценить силу удара и его последствия?
Ответ: Ответа не последовало.
Вопрос: Ни один московский судмедэксперт не написал, что «Смерть потерпевшей не имеет прямой причинной связи с телесными повреждениями», а Емельянов, сделав, как я считаю, подлог с указанием травмы на виске, единственный принял такое решение. Не просматривается ли здесь личная заинтересованность?
Ответ: Я знаю Емельянова; я не считаю, что им что-то было сделано преднамеренно. А московские эксперты хоть и не написали, что смерть не вызвана причиненными телесными повреждениями (они не ответили на вопросы, поставленные следователем), но это просматривается между строк.
Вопрос: Удар был такой силы, что мог сломать свод черепа и позвонки. Может ли наличие противоречий в материалах дела послужить основанием для принятия решения об эксгумации трупа?
Ответ: Эксгумацию вам никто не разрешит, потому что есть уже прямая причина – разрыв аневризмы, а этого обычно бывает достаточно для принятия следствием решения. Но даже пусть будет эксгумация, и пусть будут определены переломы шейных позвонков (их легко будет определить), то чего вы добьетесь? Обвинения в преднамеренном убийстве? Вряд-ли. А для обвинения в неосторожном убийстве, я считаю, материалов и так достаточно.
В конце разговора Панов И.Е. подарил мне книжку, написанную им в соавторстве с В.Г.Науменко: «Базальные субарахноидальные кровоизлияния», Москва, «Медицина», 1990. Этот подарок оказал мне впоследствии, как говорится, неоценимую услугу: я прочитал ее и стал немного ориентироваться в предмете.
К сожалению, во время разговора с Пановым И.Е. я не мог привести аргументы, которые мне известны сейчас. А их много, их слишком много. Я скажу лишь об одном: никакой аневризмы при вскрытии судмедэксперт Емельянов В.Г., «как оказалось впоследствии, при составлении протокола», не обнаружил. И я не думаю, что, ознакомившись с ними, судмедэксперт Панов Игорь Евгеньевич не взял бы назад некоторые из своих зафиксированный выше высказываний.
На следующий день после разговора с Пановым И.Е., десятого декабря 1997 года - через два с лишним месяца после того, как уголовное дело было передано в Калязинский районный суд - мне вдруг позвонил адвокат Волков В.М. и предложил организовать выезд телевизионной бригады в Калязин. С чего бы это? Ведь мы с ним определенно расстались больше месяца назад.
Во время этого - последнего - разговора с адвокатом Волковым В.М. я ему ответил, что у меня другой адвокат, и что «очень хорошо, что он и его ребята “подоили” Малькова». Адвокат Волков не стал у меня уточнять, что я имею в виду. На этом наш разговор и закончился.
Зачем мне звонил адвокат Волков – бес его знает. Может быть - выяснить обстановку и подсунуть приманку, чтобы быть в курсе моих телодвижений; может – еще зачем; может быть, он все-таки рассчитывал еще раз «представлять мои интересы в суде». Но после этого телефонного разговора наши личные контакты прекратились. Потом контакты будут, но - только через посредников, каковыми окажутся один мой старинный приятель и телевизионный канал НТВ.

ВОПРОС 48: С какой целью адвокат Волков В.М. предлагал мне «подключить телевизионную бригаду»? ГОЛОСОВАТЬ

Из разговоров с сыном

После этого звонка адвоката Волкова я объявил сыну (ему уже шел семнадцатый год), что и этот наш второй адвокат работал на убийц нашей мамы. И добавил, что, по теории вероятностей, очень редко случается такое, что снаряд или бомба попадают в уже существующую воронку. Но вот нам так «повезло». И тут же дал сыну объяснение ситуации: «И Гоцев, и Волков – иногородние, не москвичи, выдвиженцы по службе с периферии. А эти люди, прорвавшиеся по служебной лестнице в Москву, очень часто не знают меры. Но вот зато наш третий адвокат – которого мне посоветовала сама Ольга Богуславская – тот уж точно москвич».
Отношения у нас с сыном были ровные. Я, помня частые напоминания жены о том, что у сына переходный возраст, старался обходиться с сыном поуважительнее, что, впрочем, не всегда мне удавалось, особенно в разных теоретических спорах на отвлеченные темы. Сын тоже меня щадил и быстро закруглял разговор, когда я ему докладывал о том, как прокуроры, судьи, следователи и адвокаты надували меня в очередной раз.

Вперед